Феномены и их назначение

Многочисленные примеры использования скрытых сил и возможностей человеческого организма демонстрировались Е. П. Блават­ской, особенно в первые годы существования теософского движения. Для чего это было необходимо? Эти феномены должны были стать наглядными доказательствами существования тех скрытых сил, о которых говорило учение теософии. Психодуховные феномены, произведенные Блаватской, служили как бы практическим подтверждением реальности идей, изложенных в теософии, потому что только­ так общество можно было убедить в существовании явлений, неведомых большинству людей.

Разумеется, Елена Петровна демонстрировала ученым далеко не все из необычных способностей, доступных адептам. В основе многих ее «феноменов» и «оккультных манифестаций», как называли­ в то время различные психодуховные проявления, лежало явление материализации. О том, что представляло собой это явление и каковы были его психоэнергетические механизмы, говорится в теософской литературе. Как вспоминают последователи Елены Петровны, Блаватская всегда подчеркивала, что способностью к материализации и дематериализации предметов в пространстве (как, впрочем, и другими феноменами) она овладела под руководством Махатм. Близкий сотрудник Блаватской Уильям Джадж, свидетель множества разнообразных феноменов, демонстрируемых Блаватской, так описывал их одному из активных участников теософского движения в Индии: «Я видел, как она заставляла предметы в комнате самостоятельно передвигаться. Однажды на наших глазах серебряная ложка из самой дальней комнаты пролетела через две стены и три комнаты и оказалась у нее в руках по ее мысленному приказу. В другой раз она (...) достала прямо из стены дюжину баночек с краской, которые понадобились мне, чтобы написать картину в ее доме. Еще как-то раз она взяла запечатанный конверт, и через секунду письмо оказалось у нее в руках, хотя конверт остался нераспечатанным. Она снова коснулась письма, и тут же возник его дубликат. В руках у нее было теперь два абсолютно одинаковых письма. Был еще случай с ее кольцом с тремя сапфирами. Одной даме очень захотелось поносить это кольцо. Е. П. Блаватская сняла его и отдала. Дама ушла, унося с собой иллюзорное подобие кольца, а оригинал остался на месте. И таких примеров сотни».

К этому можно добавить и случаи, когда Е. П. Блаватская заканчивала свои лекции по теософии дождем из цветов, сыпавшихся на головы слушателям прямо из воздуха; звон невидимых астральных колокольчиков и прочие чудеса, регулярно происходившие в присутствии Е. П. Блаватской.

Объяснение феномена материализации дается в письме ученика одного из адептов: «Сначала рассмотрим феномен «осмоса» (извлечения) Вашей записки из запечатанного и прошитого ниткой конверта так, что печать и нить оказались неповрежденными. Это бесспорно доказывает, что восточные адепты превосходно знают природу сил, связующих атомы, и умеют управлять ими, что недоступно современным западным ученым. (...) Здесь действует та же сила, благодаря которой у Вас в комнате (в Бомбее, 1 февраля 1882 г.) появилось письмо; та же сила действовала при возникновении писем из воздуха; дождя из роз; золотого кольца из сердцевины мускусной розы (...), копии сапфирового кольца, созданной недавно для одной здешней знатной дамы, и в других примерах. Секрет в том, что «действие связующих сил» (...) может быть прервано и восстановлено снова в отношении каждой конкретной группы атомов (...).

Материю можно определить как сконденсированную Акашу• (эфирную субстанцию); в процессе формирования атомов материя дифференцируется, подобно тому, как капельки воды выделяются из перегретого пара при его конденсации. Приведите дифференциро­ванную материю в состояние ante (лат.) первоначальное.— Ред.) — материи недифференцированной, и для Вас не составит труда представить, как она может проникать через промежутки (расстояния между атомами.— Ред.) в веществе, находящемся в дифференцированном состоянии, подобно привычному для нас движению электричества и прочих сил по их проводникам. Совершенное искусство заключается в способности по своей воле прерывать и снова восстанавливать действие сил сцепления атомов в том или ином веществе: развести атомы так далеко, чтобы сделать предмет невидимым, но вместе с тем не утратить полярность и удержать эти атомы в пределах радиуса притяжения, чтобы затем вернуть их в прежнее состояние сцепления и заново создать вещество». (Крэнстон С. «Е. П. Блаватская...», с. 214—216.)

К этому объяснению Уильям Джадж, один из близких сотрудников Е. П. Блаватской, добавлял, что предмет, дезинтегрированный таким образом и ставший невидимым, можно потом отправить «по созданному эфирному потоку на любое расстояние. В требуемой точке разделяющая сила устраняется, и тотчас силы сцепления восстанавливаются и возникает предмет, целый и невредимый». Джадж также добавляет, что осуществить феномен прохождения вещества через вещество, например, камня через твердую стену, можно двумя способами. Первый состоит в том, что «небольшой объект дезинтегрируется оккультным способом и проходит сквозь другие объекты», во втором случае «объект перемещают без дезинтеграции,— тогда, наоборот, дезинтегрируется любое плотное препятст­вие в том месте, через которое проходит объект». В качестве примера­ Джадж приводит один из феноменов, произведенный Е. П. Блават­ской, когда она у него на глазах «взяла маленькую вещицу, а именно, кольцо, положила его на стол, а потом, не прикасаясь к нему, переместила в запертый ящик рядом. В этом случае она дезинтегрировала либо само кольцо, чтобы оно могло пройти в ящик, либо место в ящике стола, достаточное для того, чтобы через него прошло кольцо». (Там же.)

К разряду феноменов относилась и способность Е. П. Блават­ской и ее Учителей создавать записи и целые картины с помощью так называемого искусства осаждения. Именно путем осаждения было написано большинство писем Махатм Синнетту. Смысл применения подобного оккультного процесса состоял в удобстве данного метода, дающего при определенных обстоятельствах некоторую экономию времени, которого у Махатм всегда не хватало из-за колоссальной занятости. Феноменальной была и «доставка» писем Учителей их адресатам — нередко Синнетт и другие участники теософского движения находили письма Махатм прямо в своем доме, куда посторонние не могли проникнуть. Иногда, по просьбе получателей, жаждавших убедиться в необычных способностях восточных адептов, эти письма материализовывались на глазах адресатов, падая на стол буквально из воздуха; их также находили лежащими в закрытых ящиках секретеров, в зашитых подушках и при других феноменальных обстоятельствах.

Что же представлял собой механизм создания этих писем, называемый в эзотерике «осаждением»?

В своих посланиях Синнетту Учитель Кут-Хуми раскрывает технику и внутренние закономерности процесса осаждения:

«Сначала мне нужно представить, «сфотографировать» каждое слово и предложение тщательно в своем уме, прежде чем оно может быть повторено «осаждением». Как фиксирование на химически подготовленной поверхности изображений, созданных фотографической камерой, требует предварительного приведения аппарата в фокус снимаемого объекта (ибо иначе, как это бывает у плохих фото­графов, ноги сидящего не получаются пропорциональными по отношению к голове и так далее), так же и нам приходится сперва распола­гать наши фразы и запечатлевать в уме каждую букву, прежде чем она становится годной для чтения. Пока что это все, что я могу сказать. Когда наука больше узнает о тайне литофила и каким образом отпечатки листьев появляются на камнях — тогда я буду в состоянии лучше объяснить вам этот процесс. Но вы должны знать и помнить одно: мы только следуем природе, копируя ее работу». («ПМ», 10.)

Как писали о себе адепты, они тоже не избавлены от ошибок, особенно вследствие их занятости. Однажды, во время осаждения Учителем Кут-Хуми очередного письма (процесс осаждения совершался им во время продолжительной поездки верхом), с ним произошел интересный случай, свидетельствующий о способности Махатм не только к удивительному искусству осаждения, но и к свободному получению любой информации из пространства Акаши. Этот инцидент заключался в том, что в письме Кут-Хуми обнаружилось несколько фраз, повторявших отдельные фразы текста, ранее уже опубликованного в сочинении некоего Киддла,— современника событий. Получивший письмо Кут-Хуми Синнетт опубликовал его текст, не отослав его предварительно Кут-Хуми для просмотра перед публикацией и таким образом лишив его возможности проверить правильность воспроизведения текста в процессе осаждения. И, хотя речь шла о сходстве всего лишь двух—трех фраз, фигурировавших в тексте, имевшем совершенно другой смысл и посвященном другой проблеме, никак не связанной с темой сочинения Киддла, невежественные и примитивные противники теософского учения организовали в прессе целую дискуссию на тему: лежал ли в основе этого инцидента сознательный плагиат со стороны Кут-Хуми (!), или речь шла о случайном сходстве нескольких фраз в сочинениях Махатмы и Киддла.

Письмо Кут-Хуми Синнетту, объясняющее причину происшедшего, дает нам также интереснейшие сведения о познавательных возможно­стях, открытых адептам, посвященным в тайны «четвертого измерения».

«Мой добрый и верный друг, содержащееся здесь объяснение никогда не было бы дано, если бы я в последнее время не почувствовал, как обеспокоены были вы в течение вашей беседы по поводу «плагиата» с некоторыми друзьями (...). Теперь, в особенности после получения вашего последнего письма, в котором вы так деликатно упоминаете этот «несчастный маленький инцидент Киддла», было бы жестокостью не сказать вам правду; тем не менее выдавать эту правду широким кругам предубежденных и враждебно настроенных спиритуалистов было бы явным безумием. Поэтому мы должны пойти на компромисс: вы и м-р Уорд, которому тоже доверяю, должны обещать никогда никому не объяснять изложенные мной факты без особого на то разрешения (...), по причинам, которые сейчас поясню и которые вы легко поймете. Если кто-нибудь из них будет настаивать, вы можете просто ответить, что эта «психологическая тайна» была объяснена вам самому и некоторым другим. Если они удовлетворятся этим, вы можете добавить, что те «параллельные отрывки» не могут быть названы «плагиатом» или другими словами того же смысла. Разрешаю вам рассказывать что угодно — даже причину, почему предпочтительнее скрыть от широкой публики и большинства лондонских членов действительные факты. (...) Лично мне, разумеется, безразлично, что они думают. Но ради вас и ради Общества я могу сделать еще одно усилие, чтобы удалить с горизонта одну из «самых черных» туч. Давайте тогда еще раз разберем ситуацию и посмотрим, что ваши западные мудрецы о ней говорят. В первом случае некий признаваемый «Адепт», неспособный развить из своих «маленьких восточных мозгов» какую-либо идею, достойную Платона, обратился к такому глубокому кладезю глубокой философии, как «Знамя Света», и почерпнул оттуда фразы, наиболее подходящие, чтобы выразить свои довольно запутанные идеи, которые исходили из вдохновенных уст м-ра Генри Киддла. Во втором случае дело становится еще труднее для понимания, если только не допустить теории о безответственном медиумизме двух западных шутников.1

Как бы ни была потрясающа и невыполнима теория, что два человека, которые были достаточно умны, чтобы осуществить в течение пяти лет нераскрытый обман, выдавая себя за нескольких Адептов, из которых ни один не похож на другого; два человека, один из которых, во всяком случае, настолько прекрасно владел английским языком, что едва ли его можно подозревать в неимении оригинальных идей; и эти два человека обратились к такому журналу, как «Знамя», широко известному и читаемому большинством знающих спиритуалистов, главным образом за тем, чтобы воровать у него свои заимствованные фразы и рассуждения видного новообращенного, чьи публичные высказывания как раз в это время читались и приветствовались каждым медиумом и спиритуалистом. Как бы невероятно ни было все это и многое другое, все же любая альтернатива из приведенных двух кажется людям Запада более желательной, нежели простая правда. Приговор вынесен: «К. Х., где бы он ни был, украл отрывки из материалов м-ра Киддла. И не только это, но, как выразился «Ошеломленный Читатель», он (т. е. К. Х.) пропустил неудобные для него слова и этим исказил заимствованные идеи, чтобы лишить их первоначального замысла автора и приспособить к своим собственным, совсем другим целям».

Ну, на это, если бы у меня было желание аргументировать до конца, я мог бы ответить, что то, что составляет плагиат, скорее заключается в плагиате идей, но не слов и фраз, а так как фактически этого не было, то я становлюсь оправданным самими моими обвинителями. Как говорит Мильтон, «такого рода заимствование, если оно не улучшено тем, кто заимствовал, считается плагиатом». Но если, как они пишут, я исказил «присвоенные идеи» и «лишил их первоначального замысла автора», а затем «приспособил их к своим собственным, совсем другим целям», то литературное «воровство», принимая во внимание вышесказанное, в конце концов, вовсе уже не выглядит таким значительным? И даже если бы никаких других объяснений не было бы добавлено, то самое большее, что могло бы быть сказано по этому поводу, что — вследствие бедности запаса слов, находящихся в распоряжении корреспондента Синнетта, и вследствие его неосведомленности по части искусства писания английских сочинений — он приспособил несколько невинных излияний м-ра Киддла, а также несколько его прекрасно построенных фраз для того, чтобы выразить свои собственные противоположные идеи. Вышеприведенное является единственной линией аргументации, которую я дал и разрешил использовать для передовой статьи «талантливому редактору» «Теософа» (...). Однако вам и тем немногим, которых я вам разрешил выбрать из среды наиболее достойных доверия теософов, предварительно позаботившись, чтобы они дали свое честное слово сохранить в тайне это откровение, я объясню действительные факты этой «очень запутанной» психологической тайны. Раскрытие этой истории настолько простое, а обстоятельства так забавны, что, признаюсь, я смеялся, когда мое внимание обратили на это. Я и теперь улыбался бы над этой историей, если бы я не знал, какую она причиняет боль моим истинным друзьям.

Письмо, о котором идет речь, создавалось мною в то время, как я совершал путешествие верхом на лошади. Оно диктовалось мысленно молодому ученику и «осаждалось» им, еще не опытным в этой отрасли психической химии, который должен был переписывать его с еле видимого отпечатка. Поэтому половину письма этот «художник» пропустил, а другую — исказил. Когда он в то время спросил, буду ли просматривать написанное и исправлять ошибки, я, признаюсь, неблагоразумно ответил: «Как-нибудь пройдет, мой мальчик. Не имеет большого значения, если ты пропустил несколько слов». Физически я был очень утомлен сорокавосьмичасовой ездой без передышки и (опять физически) был полусонным. Кроме того, в то время психически я должен был уделять внимание очень важному делу, и поэтому мало от меня осталось, чтобы заниматься письмом. Оно, я полагаю, было обречено. Когда я очнулся, то обнаружил, что оно уже было отослано, и, так как в то время я не ожидал, что оно будет опубликовано, я с того времени о нем никогда не думал. И еще — я никогда не вызывал духовной физиономии м-ра Киддла; никогда не слыхал о его существовании, никогда не знал его имени. Ощутив, вследствие нашей переписки и вашего окружения и друзей в Симле, интерес к интеллектуальному прогрессу феноменалистов, которые мало-помалу прогрессируют, я обнаружил, что американские спиритуалисты движутся в обратном направлении. За два месяца до большого ежегодного лагерного сбора последних мое внимание было направлено в различных направлениях, в том числе на озеро и гору Плезант. Некоторые из любопытных идей и фраз, выражающих общие надежды и устремления американских спиритуалистов, запечатлелись в моей памяти, и я запомнил только эти идеи и отдельные фразы, совершенно отделив их от тех личностей, которые их вынашивали и произносили. Отсюда-то и возникло мое полное незнание того лектора, которого я неумышленно лишил авторских прав, как это теперь выглядит, и который теперь поднимает крик: «Лови! Хватай!» Все же, если бы я продиктовал свое письмо в таком виде, в каком оно теперь появилось в печати, то оно, несомненно, выглядело бы подозрительным. И хотя оно далеко от того, что обычно называют плагиатом, все же самим присутствием кавычек оно послужило бы основанием для порицания. Но я ничего подобного не сделал, как это ясно показывают находящиеся предо мною первоначальные отпечатки оригинала. Прежде чем продолжать повествование, я должен вам дать какие-то объяснения, что представляет собой метод осаждения. Недавние эксперименты Общества Психических Исследований весьма помогут вам понять основной принцип этого «ментального» телеграфирования». Вы читали в журнале этого Общества, как передача мысли подвергается накапливающемуся воздействию. Изображение геометрической или какой-либо другой фигуры, которую активный мозг запечатлел, постепенно отпечатывается на восприимчивом мозгу пассивного субъекта, как показывает ряд иллюстрированных репродукций. Чтобы создать совершенный и мгновенно действующий ментальный телеграф, нужны два фактора: сильная сосредоточенность оператора (т. е. того, кто посылает мысль) и полная пассивная восприимчивость приемника. При нарушении любого из этих условий пропорционально нарушается и результат. «Приемник» не видит изображения таким, каким оно имеется в мозгу «телеграфирующего», но видит таким, как оно появляется в его собственном мозгу. Если мысли последнего будут отвлекаться и блуждать, психический ток становится прерывистым, сообщение расчленяется, становится бессвязным. В моем случае ученик должен был подбирать, что мог, из тока, посылаемого мною, как я выше рассказал, и затем соединять вместе разорванные куски в меру своего умения. Разве вы не наблюдаете того же самого в обычном месмеризме — майя, запечатленная на воображении месмеризуемого субъекта оператором (месмеризатором), становится то сильнее, то слабее по мере того, как последний держит задуманное иллюзорное изображение более или менее устойчиво перед своим собственным мысленным взором. И как часто ясновидящие упрекают магне­тизера за то, что он снял их мысли с рассматриваемого предмета? А месмерический целитель всегда засвидетельствует вам, что если он позволит себе подумать о чем-либо другом, а не о том жизненном токе, который он вливает в своего пациента, то он сразу будет вынужден или установить новый ток, или прекратить лечение. Так и я, имея (в этом случае) в этот момент в своем уме более ярко психический диагноз текущей спиритуалистической мысли, в которой речь у озера Плезант была одним из наиболее заметных симптомов, неумышленно передал это воспоминание более ярко, чем мои собственные замечания по этому поводу, а также выводы из них. Так сказать, «похищенные жертвы», т. е. высказывания м-ра Киддла, вошли как некий основной момент и были более четко сфотографированы сперва на мозгу ученика, а оттуда на бумагу — двойной процесс и более трудный, чем простое «чтение мысли», тогда как остальное — мои замечания по этому поводу и аргументы, как я теперь обнаружил, только едва различимы и совсем расплываются на лоскуте бумаги передо мною. Вложите в руки загипнотизированного субъекта лист белой бумаги и скажите ему, что на этом листе начертано (или написано) содержание определенной главы из какой-либо книги, которую вы читали, и сосредоточьте ваши мысли на словах, и вы видите, как (при условии, что он сам не читал этой главы) он будет брать ее только из вашей памяти — его чтение отразит более или менее ярко последовательное изложение воспоминания языка вашего автора. То же происходит при осаждении учеником переданных мыслей на (скорее — в) бумагу: если полученная ментальная картина не ярка, слаба, то ее видимая репродукция должна быть соответственной. Картина получается пропорциональной силе сосредоточенного на ней внимания. Он (ученик) мог бы, если бы был только личностью с настоящим медиумистическим темпераментом, быть использован своим «Учителем» в качестве чего-то вроде печатного станка, печатающего литографированные или психографированные отпечатки из того, что оператор имел в уме; его нервная сила была бы машиною; его нервная аура — типографской краской, причем цвета извлекались бы из того неисчерпаемого склада красок (как и всего другого), каким является Акаша. Но медиум и учение диаметрально противоположны, и ученик действует сознательно, за исключением чрезвычайных обстоятельств во время своего развития, на которых нет надобности останавливаться.

Как только я услышал об обвинении в мой адрес (суматоха среди моих защитников донеслась до меня через вечные снега), я сейчас же велел произвести исследование первоначальных записей отпечатков. Сразу же увидел, что единственной и наиболее виноватой стороной был только я сам — бедный мальчик сделал только то, что ему было сказано. После того как были восстановлены буквы и строки — те, которые были пропущены или расплылись до такой степени, что узнать их мог только их создатель, и когда им были возвращены первоначальные цвета и места, я обнаружил, что мое письмо читается совсем по-другому, как вы увидите. (...) Боюсь, что именно одна только ваша личная дружба к писавшему была той причиною, которая сделала вас слепым к неувязке и бессвязности идеи в этом неудавшемся «осаждении», и что слепота продолжалась до настоящего времени. Иначе вы не смогли бы не заметить, что что-то на этой странице неладно, что имелся вопиющий дефект во взаимосвязи. Кроме того, я должен признать себя виноватым еще в другом согрешении: я никогда не заглядывал в свои письма после их напечатания до дня этого вынужденного расследования, только прочитывал ваши собственные оригинальные писания, считая лишней тратой времени просматривание моих торопливых клочков и обрывков мыслей. Но теперь я должен просить вас прочитать отрывки в таком виде, как они были первоначально продиктованы мною, и сопоставить их с «Оккультным Миром».­

(...) Увы! Ни в коем случае мы не «Боги»; особенно если вы вспомните, что со времени тех дней расцвета «отпечатков» и «осаждений» К. Х. возродился в новом и более высоком свете, но даже этот свет никоим образом не самый ослепительный, какого можно достичь на Земле. Истинно, Свет Всезнания и безошибочного Предвидения (...), тот, что светит высочайшему Когану, еще так далек от меня.

Прилагаю дословную копию с восстановленных фрагментов, подчеркивая красным пропущенные фразы, чтобы легче было сравнивать (...).

А теперь, если вы правильно поняли мои объяснения о процессе, как они были изложены немного раньше, вам нет надобности спрашивать меня, как это произошло, что хотя и несколько бессвязные, эти фразы, переписанные учеником, большею частью являются именно теми, которые теперь считаются плагиатом, в то время как «недостающие звенья» в точности являются теми фразами, которые показали бы, что эти фрагменты являются просто воспоминаниями, если не цитатами — основным тоном, вокруг которого группировались мои собственные размышления в то утро. В те дни вы еще боялись признавать в Оккультизме и в феноменах Старшей Леди1 что-нибудь большее, чем разновидности спиритизма или медиумизма. В первый раз в жизни я уделил серьезное внимание высказываниям поэтических «медиумов» и так называемому «вдохновляющему» красноречию английских и американских лекторов, его качеству и ограниченности. Я был поражен всем этим блестящим, но пустым словоизлиянием и впервые полностью распознал его пагубную интеллектуальную тенденцию. М. знал о них все, но так как я никогда не имел к ним отношения, то и мало ими интересовался. Именно их грубый и отвратительный материализм, неуклюже прячущийся под своим призрачным духовным покровом, привлек тогда к ним мое мышление. В то время как я диктовал вышеприведенные фразы — малую часть из того многого, над чем я размышлял в те дни, эти мысли выступали наиболее рельефно, заставляя исчезнуть мои собственные вводные замечания. Если бы я просмотрел отпечатавшееся изображение, то еще одно оружие было бы сломлено во вражеских руках. Так как я пренебрег этой моей обязанностью, то Карма заложила семена того, что медиумы будущего и «Знамя» могут это назвать «Торжеством Киддла». Грядущие века разделят общество наподобие ваших современных бэконистов и шекспиристов на два враждебных лагеря «Киддл-истов» и «Кут-Хумистов», которые будут сражаться над важной литературной проблемой: кто из этих двух заимствовал у другого? Мне могут сказать, что тем временем американские и английские спиритуалисты уже тайно злорадствуют над проблемой «Синнетта — К. Х». Пусть их великий оратор и поборник и они сами наслаждаются своим триумфом в мире и счастье, ибо ни один Адепт никогда не бросит своей гималайской тени на них, чтобы омрачить их невинное блаженство. Вам и немногим другим верным друзьям я считаю своим долгом дать пояснение. Всем другим я предоставляю право рассматривать м-ра Киддла, кто бы он ни был, как вдохновителя вашего смиренного слуги. Я закончил, и теперь вы, в свою очередь, делайте с этими фактами все, что вам угодно, за исключением использования их в печати или даже сообщения их вашим оппонентам не иначе как в общих выражениях. Вы должны понять, из каких соображений я так поступаю. Мой дорогой друг, Адепт все-таки полностью никогда не перестает быть человеком; также он не теряет чувства своего достоин­ства из-за того, что он Адепт. В качестве последнего он, несомненно, во всех случаях жизни остается совершенно равнодушным к мнению­ внешнего мира. Человек же всегда проводит черту между невежественным предположением и умышленным личным оскорблением». («ПМ», 116.)

В другом письме, возвращаясь к обстоятельствам этого инцидента, Кут-Хуми пишет:

«Вы видели (...) что даже Адепт, когда он не действует в (физическом) теле, не избавлен от ошибок вследствие человеческой беззаботности. Вы теперь понимаете, что он, вполне вероятно, может казаться абсурдным в глазах тех, кто не имеет правильного понимания феномена передачи мысли и астрального осаждения, и все это из-за недостатка простой предосторожности. Эта опасность всегда налицо, если пренебречь удостовериться, приходят ли появляющиеся в уме слова и фразы изнутри или же некоторые появились под внешним влиянием. Мне жаль, что я вас поставил в ложное положение перед лицом ваших многочисленных врагов и даже перед некоторыми друзьями. Это была одна из причин, почему я колебался дать согласие на печатание моих частных писем и только некоторые изо всей серии исключил, как попадающие под запрещение. У меня не было времени проверить их содержание, как и теперь. У меня привычка часто цитировать без кавычек из той мешанины, к которой я имею доступ в бесчисленных фолиантах наших акашических библиотек, так сказать, с закрытыми глазами. Иногда я могу видеть мысли, которые увидят свет только спустя годы. В иных случаях — мысли, которые оратор, какой-нибудь Цицерон, мог высказать сотни лет тому назад. И еще в других случаях — такие, которые не только произносились современными устами, но уже были написаны и начертаны, как в случае Киддла. Все это я делаю (так как я не являюсь специально подготовленным журналистом) без малейшей заботы о том, откуда могли явиться эти фразы или ряды слов, лишь бы они совпадали с моими собственными мыслями и послужили их выражению. Теперь я получил урок на европейском уровне относительно того, как опасно переписываться с западным литератором! Но мой «вдохновитель» м-р Киддл тем не менее не может обижаться, так как только мне одному он обязан особой честью приобрести известность, причем его выражения повторяются даже серьезными устами Кэмбриджских деканов». («ПМ», 125.)

Данный случай интересен прежде всего тем, что наглядно иллюстрирует способности Архатов к получению любого рода информации из «акашических библиотек», т. е. из энергоинформационного поля Земли.

Об уровне овладения Адептами физической материей говорит приводимый ниже фрагмент письма Е. П. Блаватской.

Вот как она объясняет механизм одного из способов феноменальной передачи писем на расстояние:

«Я часто облегчала для себя феномен пересылки писем более легкими, но все же оккультными способами. Так как никто из теософов, за исключением оккультистов, ничего не знает как о трудных, так и о легких способах оккультных пересылок, и также не знает оккультных законов, то все им кажется подозрительным. Возьмем, например, эту иллюстрацию в качестве примера: пересылка посредством механической передачи мысли (в отличие от сознательной передачи). Первая производится сначала призывом к вниманию какого-либо ученика или Махатмы. Письмо должно быть развернуто, и каждая его строка должна быть проведена над лбом при задержанном дыхании, не снимая этой части письма ото лба до тех пор, пока звонок не оповестит, что она (строка) прочтена и записана. По другому способу каждая фраза запечатлевается (разумеется, сознательно) все же механически в мозгу и затем посылается фраза за фразой­ лицу, находящемуся на другом конце провода. Это, разумеется, в том случае, если автор разрешает вам читать письмо и доверяет вашей честности, что вы будете читать его только механически, производя только формы слов и строк в вашем мозгу, не вникая в их значение. Но в том и в другом случае письма должны вскрываться и затем сжигаться тем, что мы называем девственным огнем (зажженным не от спички, не от серы, но вызванным трением с помощью смолистого прозрачного маленького камня, шарика, к которому ни одна голая рука не должна прикасаться). Это делается ради пепла, который, пока бумага горит, немедленно становится невидимым, чего не было бы, если бы бумага была зажжена по-другому, так как он (пепел) своим весом и плотностью остался бы в окружающей атмосфере вместо того, чтобы быть мгновенно отправленным получателю. Этот двойной процесс проделывается ради двойной подстраховки процесса передачи и получения сообщения обеспеченности: ибо некоторые слова, переданные от одного мозга другому, (...) могут быть пропущены, иногда выпадают целые фразы и т. п., и пепел тоже может быть не полностью передан, и таким образом одно поправляется другим». («ПМ», 157.)

Наш разговор о феноменальных способностях адептов был бы не полным, если бы мы не осветили еще один аспект данной темы, а именно,— наличия необходимых условий проявления паранормальных сил и способностей. Как бы ни были велики психодуховные способности Махатм, пользоваться высшими природными силами и энергиями Устав Братства разрешал им только в случае наличия более или менее подходящих условий для подобных проявлений. В отличие от магических действий, насильственных по самой своей природе, использование высших природных и психических сил Учителями никогда не носило насильственного характера. Именно потому при применении сверхобычных способностей сотрудники Белого Братства всегда учитывали обстоятельства и условия, в которых требовалось произвести те или иные проявления оккультных сил. Следующие отрывки из писем Махатм Синнетту показывают это:

«Мой добрый друг, нам очень легко давать феноменальные доказательства, когда налицо необходимые для этого условия. Например, магнетизм Олькотта после шестилетнего очищения весьма симпатичен нашему магнетизму физически, а нравственно он постоянно все более становится таковым. Так как Дамодар и Бхагавани Рао прирожденно симпатичны, то их ауры помогают, вместо того чтобы отталкивать и препятствовать феноменальным экспериментам, не мешая и не задерживая их. По истечении какого-то времени вы сами можете стать таковыми — это зависит от вас самих. Производить насильственные феномены при наличии магнетических и других затруднений запрещено так же строго, как запрещено банковскому кассиру истратить деньги, которые ему лишь доверены. Мистер Хьюм не может этого понять. И поэтому он «возмущен», что различные проверки, которые он тайно для нас приготовил, претерпели неудачу. Они требовали десятикратной затраты сил, так как он окружил их не чистейшей аурой, а аурой подозрения, гнева и предвкушения насмешек. Даже сделать эту малость для вас так далеко от штаб-квартиры было бы невозможно, если бы не магнетизм, который О[лькотт] и Б[хагавани] Р[ао] принесли с собою, и ничего большего я сделать не могу». («ПМ», 49.)

 

«Оттенок жалобы звучит в вашем вопросе, возобновится ли когда-нибудь то видение, которое вы имели в ночь накануне пикника. Мне думается, что если бы вы имели видения еженощно, вы скоро перестали бы их ценить. Но имеются более важные причины, почему вы не должны быть пресыщены — это было бы растратой нашей силы. Как только мне или любому из нас можно будет общаться с вами посредством снов или воздействий во время бодрствования, или писем (в подушках или вне их), или личных посещений в астральной форме — это будет сделано. Но помните, что Симла на 7000 футов выше, чем Аллахабад, и трудности, которые придется преодолевать при этом, огромны. Я воздерживаюсь от ободрения вас, чтобы вы не ожидали слишком многого, так как я, подобно вам самому, не люблю обещать того, чего я по различным причинам не в состоянии выполнить». («ПМ», 4.)

О нецелесообразности и даже опасности применения высших сил при отсутствии требуемых условий Е. И. Рерих писала:

«Никто, даже величайшие Духи, не обладают неограниченной возможностью. Все они подчинены космическим законам и потому могут пользоваться своим великим знанием и силою, когда космические условия благоприятствуют. Каждое чудо, совершенное без основательной причины, рассматривается Архатами как насилие. Сказано — «даже Архат может спуститься злоупотреблением чуда».

Конечно, окружающие условия во времена Христа (так же как и теперь) чрезвычайно редко отвечали возможности чуда. Потому и Христос не всегда мог исцелять приходивших к нему. В Еванг[елии] от Матф[ея] 13:58 сказано: «и не совершил там много чудес по неверию их». Так желаемое дается тому, кто может воспринять его. Во всем нужна кооперация, или сотрудничество. (Выделено Е. И. Рерих.— С.) (Е. И. Рерих, 11.10.35.)

Отношение к феноменам

Поистине уникальные феномены, демонстрируемые и Е. П. Блаватской, и Учителями, лишь отчасти привели к цели, ради которой они совершались. Казалось бы, благодаря уникальным способностям Е. П. Блаватской, общество должно было получить неопровержимые доказательства реальности существования высших сил в природе и в самом человеке. Однако далеко не все, ставшие свидетелями необычных способностей Блаватской, поверили в истинность этих феноменов. Если подготовленные в духовном и интеллектуальном отношении люди воспринимали демонстрацию высших психических способностей адекватно, то большинство современников Блаватской отнесли ее необычные способности в разряд фокусов и мошенничества. Известная истина о том, что «каждый судит в меру своей испорченности», оправдалась в данном случае в полной мере. Вместо того чтобы заинтересоваться природой необычных сил, скрытых в психике каждого человека, и найти возможность для их применения и изучения, немалая часть современников Блаватской предпочла объявить ее шарлатанкой — только и всего!

Не лучше оказалась позиция и другой части общества. Понимая, что феномены Блаватской являются проявлением реальных психических сил, а не фокусничеством, эти люди, тем не менее, вместо того чтобы обратиться к серьезному изучению этих сил и самого теософского учения, объясняющего их природу, предпочли упиваться самим фактом существования подобных феноменов, требуя от их обладательницы все больших чудес ради удовлетворения праздного любопытства. Для подобного контингента людей психодуховные феномены стали чем-то вроде развлечения.

По поводу стремления Синнетта убедить широкие массы в существовании высших природных сил путем демонстрации все большего количества феноменов один из Махатм писал:

«Как бы плохо ни были показаны феномены, среди них, как вы сами это признаете, были и совершенно безупречные. «Стуки по столу, когда его никто не трогает» и «звуки колокольчика в воздухе» по вашим словам всегда рассматривались как «удовлетворяющие» и т. д. Из этого вы делаете вывод, что хорошие «проверочные феномены легко могут быть умножены до бесконечности». Так оно и есть, они могут производиться в любом месте, где имеется наш магнетизм и другие условия и где нам не приходится действовать через посредство ослабевшего женского тела1 (...).

Но как бы ни был несовершенен наш видимый агент, и часто он весьма неудовлетворителен и несовершенен, все же он наилучший, какой только может быть в нынешнее время, и его феномены уже около полсотни лет удивляют и ставят в тупик искуснейшие умы своего столетия. Если мы невежественны в «профессиональной этике журналистов» и в требованиях физической науки, то у нас все же имеется интуиция в отношении причин и следствий. Так как вы ничего не написали о тех самых феноменах, которые вы с полным основанием считаете такими убедительными, то мы имеем право сделать вывод о том, что много драгоценной энергии потрачено безрезультатно. Сам по себе феномен «броши» совершенно бесполезен в глазах широких масс, и время докажет мою правоту. Ваше доброе намерение совершенно провалилось». («ПМ», 2.)

По поводу стремления большинства людей не к серьезной ис­следовательской работе, а к «чудесам» (что, естественно, было следст­вием их низкого духовного и интеллектуального уровня) тогдашний руководитель Белого Братства писал в письме членам теософского общества:

«Неужели мы должны посвятить себя разъяснению нескольким европейцам, пользующимся всеми благами и осыпанным дарами слепой фортуны, рационального обоснования феноменов звона колокольчиков, материализации чашки, духовного телефона и выделения астрального тела, при этом предоставив миллионам невежественных, бедных, презираемых и угнетаемых самим заботиться о себе и своем будущем? Никогда. Скорее теософское общество исчезнет вместе со своими неудачливыми основателями, чем мы допустим его превращение в академию магии или клуб оккультизма. (...)

И от нас ожидают, что мы позволим теософскому обществу забыть свое благородное название — Братство Человечества — и превратиться в обычную школу психологии? Нет, нет, любезные братья, ваше заблуждение зашло слишком далеко». (Крэнстон С. «Е. П. Блаватская...», с. 270.)

Не менее принципиальной в этом вопросе была и позиция непосредственного руководителя Блаватской — Учителя М. и его сподвижника — Махатмы Кут-Хуми.

«Истины и тайны оккультизма представляют собой свод высочайшего духовного значения, глубокого и в то же время практического для всего мира. Однако они даются вам не только как простое добавление к запутанной массе теорий или спекуляций в мире науки, но ради их практического значения в интересах человечества. Термины «ненаучно», «невозможно», «галлюцинация», «обманщик» были до сих пор употребляемы очень развязно и небрежно, предполагая в оккультных феноменах нечто скрытое, ненормальное или предумышленный обман. И вот почему Наши Водители решили пролить­ на немногие воспринимающие умы больше света по этому предмету и доказать им, что подобные проявления так же подлежат законам, как и простейшие феномены физического мира. Глупцы говорят: «Век чудес миновал», но мы отвечаем: «Он никогда не существовал!» Хотя и небеспримерные или небесподобные в истории мира, эти феномены должны и будут явлены непреложно на скептиках и ханжах. Они должны быть показаны как разрушительными, так и созидательными. Разрушительными в губительных заблуждениях прошлого, в старых верованиях и суевериях, которые подобно мексиканскому зелью удушают своим ядовитым смрадом все человечество; созидательными в новых учреждениях настоящего, практического Братства Человечества, где все сделаются сотрудниками природы и будут работать на благо человечества в сотрудничестве с высшими планетными Духами — единственными Духами, в которых мы верим.

Феноменальные элементы, о которых прежде и не помышляли и не мечтали, скоро начнут проявляться день за днем с постоянно возрастающей силой и раскроют, наконец, тайны своих сокровенных действий. Платон был прав: мысли управляют миром, и когда ум человеческий получит новые мысли, то, отбросив старые и бесплодные, мир начнет ускорять свое развитие; мощные революции вспыхнут от них, верования и даже государства будут распадаться перед их устремленным движением, раздавленные этой непреодолимой силой. Когда время наступит, будет так же невозможно сопротивляться их наплыву, как и остановить стремление потока. Но все это придет постепенно, и прежде, нежели это наступит, мы должны исполнить долг, поставленный перед нами: смести, насколько возможно, больше сора, оставленного нам нашими «благочестивыми» праотцами. Новые идеи должны быть насаждаемы на чистых местах, ибо эти идеи затрагивают наиболее существенные стороны жизни. Не физические феномены, но мировые идеи изучаем мы, ибо, чтобы понять первые, мы, прежде всего, должны понять последние. Они затрагивают истинное положение человека во Вселенной в связи с прежними и будущими существованиями; его происхождение и конечную судьбу; отношение смертного к бессмертному; временного к вечному; конечного к бесконечному; мысли более широкие, более высокие, более понятные, признающие мировое господство Непреложного Закона, неизменного и неизменяемого, по отношению к которому существует лишь вечное настоящее, тогда как для непосвященных смертных время либо прошедшее, либо будущее, в связи с их существованием на этом материальном пятне грязи. Вот то, что мы изучаем и что многие разрешили.

Теперь зависит от вашего решения, что вы желаете иметь: высочайшую ли философию или же просто манифестацию оккультных сил. Конечно, это далеко не последнее слово между нами, и у вас будет время подумать над этим.

Старшие Махатмы желают, чтобы было положено начало «Братству Человечества», истинному Мировому Братству, которое должно быть проявлено по всему миру, привлекая внимание лучших умов»,— писал Махатма Кут-Хуми Синнетту. («ПМ», 10.)

Примечательно и предупреждение Махатмы М. относительно последствий увлечения «чудесами»:

«(...) старайтесь прорваться через ту великую майю, против которой изучающие оккультизм предупреждаются своими Учителями по всему миру,— через жажду феноменов. Подобно жажде к напиткам или опиуму, она растет по мере удовлетворения. Спириты опьянены этим, они — пьяницы тавматургии•. Если вы не можете чувствовать себя счастливым без феноменов, вы никогда не научитесь нашей философии. Если вы нуждаетесь в здоровой философской мысли и ею удовлетворитесь, мы будем продолжать переписку. Я говорю вам великую истину, что если вы (...) изберете лишь мудрость, то все остальное приложится к ней в свое время. Сила наших метафизических истин не увеличится от того, что наши письма падают из пространства к вам на колени или появляются у вас под подушкой. Если наша философия неверна, то никакие чудеса не сделают ее истинной. Осознайте это, и будем разговаривать, как разумные люди. Почему нам надо заниматься игрушками, разве у нас не выросли бороды?» («ПМ», 44.)

О том, что истинное назначение феноменов состояло отнюдь не в демонстрации преимуществ «посвященных» перед «простыми смертными» и не в желании поразить воображение обывателей, говорит сам факт существования в Братстве строгого правила, согласно которому ни один адепт или ученик не должен применять сверхобычные (как тогда говорили — оккультные) силы без крайней необходимости.

Однако, несмотря на стремление Махатм и Е. П. Блаватской пояснить истинное назначение феноменов, большая часть общества оказалась неготовой к адекватной оценке парапсихологических явлений, и Е. П. Блаватская прекратила их демонстрацию.

Говоря о сверхобычных психодуховных способностях адептов, невозможно не задать вопрос: в каких случаях и как используют свои феноменальные способности сотрудники Белого Братства в своей основной деятельности?

Ответ на этот вопрос заслуживает отдельного рассмотрения.

Вне пространства и времени

Свидетелями феноменальных психодуховных способностей, свойственных адептам Белого Братства, стали не только их сотрудники — Е. П. Блаватская и семья Рерихов — но и многие члены теософского и рериховского движения. Правда, в данной категории случаев проявления «сиддхи» были вызваны не стремлением доказать­ обществу существование высших сил в природе и в самом человеке, а конкретными задачами оказания помощи людям, нуждающимся в ней. Необычные способности адептов, поражавшие воображение сподвижников Блаватской, заключались в умении материализовать и дематериализовать не только предметы, но и... их собственные тела, появляясь по желанию в любом месте планеты. Как вспоминал­ У. Джадж, все феномены, осуществляемые Блаватской с помощью «сиддхи», «бледнеют и меркнут по сравнению с теми восхитительными часами, когда мы слушали Просветленных. Они часто приходили ночами, когда все стихало, и подолгу говорили с Генри Олькоттом и со мной. (...) Основное из увиденного и услышанного мной в Нью-Йорке, в ее присутствии, происходило между полуночью и четырьмя утра». Само собой разумеется, что в Нью-Йорке адепты Востока обычно появлялись в своих астральных телах или же путем материализации их физических тел...

Примером подобных визитов стало событие, описанное полковником Олькоттом в первом томе «Страниц старого дневника». В этой книге соратник Е. П. Блаватской так описывает необычное явление, произошедшее с ним и ставшее, как он пишет, «самым важным из всех, повлиявших на его жизнь».

«Наша вечерняя работа над «Изидой» была закончена. Я пожелал Е. П. Блаватской доброй ночи, ушел к себе в комнату, как обычно закрыл дверь, потом уселся поудобнее, чтобы почитать и покурить, и вскоре с головой ушел в книгу. (...)

Так я сидел и преспокойно читал, все мое внимание было поглощено книгой... Вдруг краем глаза я заметил — я сидел вполоборота к двери,— что в углу справа от меня что-то белеет. Я повернул голову, и от изумления книга выпала у меня из рук: надо мной возвышалась величественная фигура жителя Востока. На нем были белые одежды и тюрбан из ткани с янтарными полосами — ручная вышивка желтым шелком. Длинные волосы цвета воронова крыла ниспадали из-под тюрбана на плечи; его черная борода по раджпутскому обычаю была вертикально разделена на подбородке, подвернута и заложена за уши; в глазах горел огонь духа; эти глаза смотрели одновременно доброжелательно и пронзительно; это были глаза наставника и судьи, но в то же время и глаза отца, с любовью взирающего на сына, который нуждается в совете и наставлении. Величественный, преисполненный нравственной силы, сияющий духовностью, он настолько превосходил обычного человека, что я смешался; я преклонил голову и опустился на колени, как это делают перед Богом или Существом, подобным Ему. Моей головы легко коснулась рука, мягкий, но сильный голос велел мне сесть, и когда я поднял глаза, Видение уже находилось по другую сторону стола. Он сказал, что пришел в решающий для меня час, когда я нуждаюсь в Нем; что мои действия привели меня к этому; что только от меня самого зависит, будем ли мы часто встречаться в этой жизни как сотрудники, работающие на общее благо; что предстоит серьезная работа во имя человечества и я имею право участвовать в ней, если пожелаю; что таинственная связь, действие которой не время сейчас объяснять мне, соединила меня с моей единомышленницей,— и эту связь нельзя разорвать, какой бы напряженной она не была подчас. Он рассказал мне о Е. П. Б.— чего я не вправе повторять,— а также обо мне самом. (...) Я не могу сказать, как долго он пробыл: может быть, полчаса, а может быть, и час,— мне казалось, что прошла лишь минута, я почти не замечал хода времени.

Наконец он поднялся, и я снова изумился его высокому росту и увидел какое-то необычное свечение, исходившее от его лица: оно не было внешним, лицо его мягко светилось так, словно этот свет шел изнутри,— свет духа. Внезапно мне в голову пришла мысль: «А что, если это всего лишь галлюцинация? Что, если это Е. П. Б. загипнотизировала меня? Вот если бы у меня остался какой-то предмет, подтверждавший, что Он действительно был здесь; что-нибудь, что можно подержать в руках, когда Он уйдет!» Учитель ласково улыбнулся, словно прочитал мою мысль, размотал с головы фехту, на прощание благословил меня — и исчез: стул, на котором он сидел, был пуст; я остался один, наедине со своими чувствами! Но все же не совсем один, ибо на столе лежала полоса вышитой ткани — вещественное и бесспорное доказательство того, что меня не околдовали и не провели, но что я действительно беседовал с одним из Старших Братьев человечества, одним из Учителей нашей расы посредственных учеников». (Olcott H. S. «Old Diary Leaves», I, с. 376—380.)

Однако, несмотря на то впечатление, которое оставил у полковника Олькотта этот визит, его внутренние сомнения относительно реального существования Махатм не рассеялись, как это выяснилось из последующих обстоятельств его жизни. Олькотту суждено было еще раз увидеть Представителя Белого Братства, и не в астрале,­ а в его физическом теле. На этот раз Учителем, давшим полковнику еще одно доказательство реального существования Махатм, стал Кут-Хуми. Как отмечает Дж. Барборка в своей книге «Махатмы и их письма», во время путешествий по Индии Олькотту несколько раз приходилось видеть Учителей. Но благодаря их способности материализоваться в любом месте Земли, а затем мгновенно исчезать из поля зрения людей, Олькотт не мог сказать, появлялись ли Учителя в своих физических телах, или эти явления имели астральную природу. Событие, произошедшее с полковником близ города Лахора, и письмо Кут-Хуми, полученное им самым необычным способом, свидетельствуют о том, что в душе Олькотта, несмотря на его преданность теософскому движению, все же довольно долго происходила скрытая борьба.

Случай, окончательно рассеявший сомнения Олькотта в реальном существовании Учителей (именно в качестве живых людей, а не в качестве существ иного плана бытия), произошел в присутствии еще двух участников теософского движения, поневоле ставших свидетелями встречи с Махатмой в Его физическом теле. Эта встреча состоялась в ноябре 1883 года, когда полковник Олькотт, Дамодар и У. Т. Браун совершали поездку по северу Индии в целях формирования местных организаций (называемых ложами) теософского общества. В то время они остановились в городе Лахоре, находящемся недалеко от Тибета. На севере Лахора путешественниками был разбит палаточный лагерь, в котором они остановились и куда приходили для беседы местные жители, желающие участвовать в организации теософского общества в их городе. Вот как рассказывает полковник Олькотт о самом происшествии в своем дневнике:

«В ночь на 19-е (ноября) я спал в своей палатке и был внезапно разбужен ощущением чьей-то руки, прикоснувшейся ко мне. Лагерь был расположен на открытой местности, и, хотя он и находился под охраной лахорской полиции, моим первым инстинктивным импульсом была готовность к самообороне от возможного нападения какого-нибудь религиозного фанатика-головореза. Поэтому, как человек, приготовившийся к самообороне, я схватил визитера за предплечье и спросил его на индустани, кто он такой и что ему нужно. Но в следующее мгновение мягкий, нежный голос произнес: «Вы меня не узнали? Вы не помните меня?» Это был голос Махатмы Кут-Хуми! Совсем другое чувство нахлынуло на меня, я отпустил его руки, сложил­ ладони в почтительном приветствии и собирался вскочить с кровати, чтобы выразить ему свое почтение. Но его рука и голос остановили меня, и после того, как мы обменялись несколькими предложениями, он взял мою левую руку, вложив мне в ладонь пальцы своей правой руки, и какое-то время постоял молча возле моей кровати, с которой я мог видеть в свете лампы, светившей за его спиной, его лицо, излучающее божественную доброту. Вскоре я почувствовал какое-то мягкое вещество, формирующееся в моей ладони, и в следующую минуту Учитель положил свою руку на мой лоб, прошептал слова благословения и покинул ту часть просторной палатки, которую я занимал, чтобы посетить м-ра Брауна, спавшего по другую сторону ширмы, разделявшей палатку на два помещения. Когда я, наконец, пришел в себя, то обнаружил, что сжимаю в своей левой руке сложенную бумагу, завернутую в шелковую ткань. Моим первым побуждением было подойти к лампе, развернуть послание и прочитать его. Как выяснилось, письмо имело личный характер. (...)» (Olcott H. S. «Old Diary Leaves», III, с. 35—36.)

Анализируя этот случай из жизни Олькотта, Дж. Барборка в своей книге пишет, что письмо, переданное Учителем полковнику, хранится в архиве теософского общества в Адьяре. Оно написано хорошо известным почерком Махатмы Кут-Хуми. К нему приложен отдельный листок бумаги, на котором почерком Олькотта написано: «Письмо Г. С. О[лькотту], материализованное в его собственной руке Махатмой К. Х. во время ночного визита к нему в лагере, расположенном в Майдане, за Лахором». Как отмечает Барборка, в самом письме дается объяснение того, почему оно было передано Олькотту столь необычным образом. Это было сделано для того, чтобы предоставить ему последнее вещественное доказательство реального существования Махатм. «Вы не только видели меня и разговаривали со мной, но и прикасались ко мне; моя рука пожала Вашу руку и Кут-Хуми воображаемый превратился в Кут-Хуми реального,— писал Махатма Олькотту.— Ваш скептицизм, часто выливающийся в крайний консерватизм, мешал Вашему внутреннему раскрытию. Он заставлял Вас быть подозрительным в отношении Упасики1, Борга,­ Джуал-Кула, даже Дамодара и Натха, к которым Вы питали отеческую любовь. Нынешняя наша встреча призвана радикально изменить Ваш внутренний настрой. Если этого не произойдет — тем хуже для Вас. Истина не может врываться, подобно взломщику,­ в наглухо запертые окна и двери. Я пришел к Вам не только по собственному желанию, но и по распоряжению Маха Когана, перед духовным взором которого будущее лежит, как открытая страница. В Нью-Йорке Вы попросили у М. объективных доказательств того, что его визит к Вам не был иллюзией. Меня Вы не просили об этом, но я даю Вам подобное же свидетельство: то, что я передал Вам на Ваших глазах, будет Вам напоминанием о нашей встрече.

Сейчас я иду к молодому мистеру Брауну, чтобы проверить его интуицию. Завтра ночью, когда в лагере станет спокойно и худшие эманации, излучаемые Вашей аудиторией, рассеются, я навещу Вас опять, для более долгой беседы, т. к. Вы должны быть предупреждены о некоторых событиях, которые произойдут в будущем. (...)». (Цит. по: Barborka G. «The Mahatmas and Their Letters». Adyar, 1973, с. 237—239.)

Как справедливо отмечает Джеффри Барборка в своей книге, «хотя полковник Олькотт характеризует письмо, возникшее у него на ладони, как личное (и та часть письма, которая таковой является, здесь не приводится), основное его содержание подчеркивает тот факт, что главной целью визита Кут-Хуми к Олькотту было предоставление ему зримых доказательств того, что Махатмы реально существуют и являются живыми людьми, и их письма действительно были написаны ими самими. Получение Олькоттом материализованного послания Учителя доказывало также и тот факт, что письма Махатм могли быть созданы и переданы без посредничества Е. П. Блаватской, которая в тот момент находилась далеко в Адьяре». (Там же, с. 239.)

Способность к материализации подчас помогала ее обладателям не только создать наилучшие условия для мгновенных перемещений в пространстве,— с какими бы то ни было целями,— но и сохранить жизнь, о чем свидетельствуют исторические хроники. Так, знаменитый философ и духовный учитель Аполлоний Тианский, дерзнувший открыто бросить вызов порочному и жестокому римскому императору — тирану Домициану, был вызван в суд, где в присутствии сотен римских граждан, заполнивших трибуны, ему было предъявлено обвинение в антиримской деятельности и святотатстве. Наказание, которым каралось подобное преступление, было традиционно — казнь, в лучшем случае — тюрьма. Но, стоя перед римским императором, 85-летний мудрец гордо бросил тирану: «Ты можешь бросить в тюрьму мое тело, но не душу. И я добавлю, что и тело мое ты заключить не сможешь». При этих словах на месте, где стоял Аполлоний, блеснула ослепительная вспышка света — и знаменитый мудрец буквально растворился в воздухе на глазах огромной толпы.

Способностью к дематериализации обладали не только Махатмы, но и их ученики и сотрудники. В частности, полковник Олькотт в своих дневниковых записях сохранил интересные воспоминания о необычных явлениях, происходивших с Е. П. Блаватской. «(...) Мы находились в гостиной, потом Е. П. Блаватская вышла, чтобы взять что-то в своей спальне. Я видел, как она поднялась по ступенькам и вошла в свою комнату, оставив дверь открытой. Время шло, но она не возвращалась. Я долго ждал, затем, потеряв терпение, позвал ее. Ответа не было, и я забеспокоился, опасаясь, не стало ли ей плохо. Зная, что она не занята приватно,— т. к. дверь в ее комнате оставалась открытой — я направился в ее комнату, еще раз окликнул ее и вошел. Ее нигде не было, даже под кроватью и в туалетной комнате. Она исчезла! Выйти из комнаты обычным путем она не могла, так как за исключением двери на лестницу другого выхода просто не было, ее комната была тупиковой. В свое время я был способен сохранять спокойствие в процессе длительного цикла экспериментов, но это происшествие сильно меня обеспокоило. Я вернулся в гостиную, закурил свою трубку и попытался понять, что происходит... Я решил, что со мной проводят какой-то тонкий эксперимент на ментальном уровне и что Е. П. Блаватская отключила мои органы чувств, лишив меня возможности видеть ее присутствие в комнате, в то время как она, вероятно, находится совсем рядом со мной.

Через некоторое время она, как ни в чем не бывало, вышла из своей комнаты и вернулась ко мне в гостиную. Когда я спросил ее, где она была,— она, усмехнувшись, ответила, что у нее были некоторые дела в оккультном мире, и поэтому ей пришлось стать невидимой. Но как она это сделала, она не объяснила. Подобные шутки она проделывала и со мной, и с другими сотрудниками и до, и после нашего путешествия в Индию». (Olcott H. S. «Old Diary Leaves» I, с. 43—47.)

Чаще всего, однако, Учителя прибегали к мгновенным перемещениям в пространстве и материализации своих тел для спасения жизней своих учеников и сотрудников,— начиная с их детских лет. Так, чудесная помощь Свыше была не раз оказана Елене Петровне Блаватской и еще нескольким будущим деятелям теософского движения. Оставившая нам интересные воспоминания о жизни и деятельности Блаватской графиня Констанс Вахтмейстер так писала о необычных происшествиях ее детства: «В детстве она часто видела рядом с собой астральный образ, который всегда появлялся в минуты опасности, чтобы спасти ее. Е. П. Блаватская привыкла считать его своим ангелом-хранителем и чувствовала, что всегда находится под его охраной и покровительством». (Wachtmeister K. E. «Reminiscences of H. P. Blavatsky and The Secret Doctrine». L., 1893, с. 56.) О том же упоминает и А. П. Синнетт в своей книге «Случаи из жизни госпожи Блаватской»: «Еще с детства этот образ господствовал в ее воображении. Он был всегда одним и тем же, его черты никогда не менялись; когда пришло время, она встретила его в облике живого человека и сразу же узнала, как будто при нем выросла». (Sinnett A. P. «Incidents in the life of Madam Blavatsky». NY, 1976, с. 49.)

Как говорила Синнетту сама Блаватская, таинственный Покровитель хранил ее от бед и не один раз спасал ей жизнь. Первый случай его таинственной помощи связан с падением маленькой Елены с целой пирамиды столов и стульев, которую она соорудила, чтобы добраться до закрытой шторой картины, висевшей высоко на стене. Это падение вполне могло стоить ей жизни. Картина, закрытая шторой, находилась среди домашней галереи фамильных портретов в доме Ган и давно уже возбуждала интерес живой и любознательной девочки. Поскольку домашние отказались объяснить ей, чей это портрет и почему он закрыт, маленькая Елена, отличавшаяся самостоятельностью и упорством в достижении целей, решила открыть тайну необычного портрета сама. Как писал Синнет с ее собственных слов, «она пододвинула к стене стол, поставила на него столик поменьше, на него — стул, затем вскарабкалась на это непрочное сооружение и, опираясь на пыльную стену одной рукой, другой рукой отдернула штору. Увиденное так изумило ее, что она невольно подалась назад, и ее шаткое сооружение немедленно развалилось. Елена так и не смогла объяснить потом, что же все-таки произошло. Она потеряла сознание в тот самый момент, когда пошатнулась и стала падать; когда же она пришла в себя, то оказалось, что она лежит на полу совершенно целой и невредимой, столы и стул стоят на своих местах, штора на картине по-прежнему задернута, и можно было подумать, что все это ей просто привиделось, если бы высоко на пыльной стене рядом с картиной не осталось отпечатка ее маленькой ручки». (Sinnett A. P. «Incidents in the life of Madam Blavatsky», с. 46—47.)

Другой случай участия загадочного Покровителя в ее жизни связан с любовью Елены к лошадям. Однажды (Елене было тогда тринадцать лет) во время ее занятий верховой ездой лошадь испугалась и понесла. Елена вылетела из седла, но одна нога ее застряла в стремени. Девочка не сомневалась, что разобьется, прежде чем лошадь успеют остановить, но вместе с тем ясно ощущала, как кто-то поддерживает ее, не давая упасть на землю. (Там же, с. 47—48.)

Участие Учителей в жизни Елены Петровны и таинственное проявление их помощи не исчерпывается только воспоминаниями детства. Следующей необычной вехой в жизни Елены стала встреча с Учителем на мосту Ватерлоо, произошедшая в достаточно драматический эпизод ее жизни. С ранней юности смыслом жизни талантливой и необычной девушки был поиск духовных ценностей и знаний. Ради них Блаватская путешествовала по всему свету, изучая наиболее значительные духовные и оккультные учения — от астрологии до каббалы и алхимии, но она так и не смогла найти Учителя, который раскрыл бы ей истинный смысл древней мудрости и, выражаясь словами алхимиков, открыл бы ей философский камень и «Красную Деву». Разочарование в результатах долгих поисков привело Елену к глубокому душевному кризису. Как писала сама Е. П. Блаватская в письме к князю Дондукову-Корсакову,— страдающая от всего, устав­шая от старой графини Багратион, компаньонкой которой на время поездки в Лондон ей пришлось стать и которая заточила ее в гостинице и постоянно заставляла читать Библию и «Четьи-Минеи», она пришла на мост Ватерлоо, испытывая сильное желание умереть. Грязные воды Темзы казались ей желанным ложем,— не найдя духовного знания, она готова была обрести вечный покой. И в этот момент тяжелейшей депрессии перед ней вдруг вновь появился любимый и загадочный облик ее детских видений — ее Учитель! По словам Елены, Он духовно пробудил ее и спас, и, примиряя с жизнью, обещал ей «Камень и Деву»1. (Крэнстон С., «Е. П. Блаватская...», с. 69.)

Учитель оберегал Е. П. Блаватскую от опасностей и во время ее многолетних путешествий по разным странам. Так, когда интересующаяся различными духовными и оккультными практиками Елена Петровна решила изучить магическое искусство вуду, Учитель явился ей в видении и предупредил об огромных опасностях, которые таит в себе эта практика. Вняв предупреждению, Блаватская тотчас уехала из той местности.

В последние годы своей жизни тяжело больная Е. П. Блаватская несколько раз была спасена от неминуемой смерти приходившим к ней Учителем.

Один из таких случаев произошел в январе 1885 года. Е. П. Блаватская внезапно серьезно заболела. Изабель Купер-Оукли, ухаживавшая за больной, вспоминала: «(...) наступила та тревожная ночь, когда врачи заявили, что ничего больше сделать не могут и больная обречена. К тому времени она уже несколько часов находилась в состоянии комы. Врачи сказали, что она уже не придет в сознание, и я поняла, что это мое дежурство будет последним. (...) Но около восьми утра Е. П. Б[лаватская] внезапно открыла глаза и попросила завтрак, впервые за два дня заговорив своим обычным голосом. Я позвала доктора, и он был поражен переменой в состоянии больной. «Ах, доктор, вы же не верите в наших великих Учителей»,— сказала ему Е. П. Б[лаватская]». Объяснение чудесного выздоровления Блават­ской мы находим в книге Джинараджадасы «Личность Е. П. Блаватской». Как он пишет, в то время в проходной комнате находились супруги Купер-Оукли, Дамодар Маваланкар, Баваджи Натх и доктор­ Ф. Гартман, ожидая, не позовет ли Е. П. Блаватская к себе. Внезапно на веранде дома материализовался Учитель М. Он быстро прошел через проходную в комнату Е. П. Блаватской. Находящиеся в той комнате вышли. Вскоре после своего выздоровления Е. П. [Блават­ская] рассказала ближайшим друзьям, что пришедший к ней Учитель предложил ей выбор: умереть сейчас и освободиться от всех мучений, или жить еще несколько лет ради создания «Тайной Доктрины». (Там же, с. 336—337.)

Еще один случай таинственного выздоровления в тот момент, когда врачи и все присутствующие не сомневались в том, что жить ей осталось считанные часы, произошел с Е. П. Блаватской в Остенде, уже в разгар ее работы над «Тайной Доктриной». Верная подруга Елены Петровны графиня Констанс Вахтмейстер, дежурившая ночью у постели больной, под самое утро вдруг внезапно заснула. Открыв глаза, она увидела, что первые лучи солнца уже осветили комнату, и испугалась, что в то время, как она спала, Е. П. Блаватская могла умереть. «Я с ужасом повернулась к ее постели — и увидела Е. П. Блаватскую, спокойно смотревшую на меня своими ясными серыми глазами»,— вспоминала Констанс Вахтмейстер.— «Графиня, подойдите поближе»,— сказала она. Я бросилась к ней: «Что случилось? Вы выглядите совсем не так, как вчера вечером!» Она ответила: «Да, Учитель был здесь; он предложил мне на выбор или умереть и освободиться, если я того желаю, или жить еще и завершить «Тайную Доктрину». Он сказал, как тяжелы будут мои страдания и какое трудное время предстоит мне в Англии, поскольку я должна буду туда поехать. Но когда я подумала о тех людях, которых я смогу еще чему-либо научить, и о теософском обществе, которому я уже отдала кровь своего сердца, я решилась на эту жертву». Как вспоминает графиня Вахтмейстер, она окончила свою речь веселым предложением позавтракать. (Wachtmeister K. E. «Reminiscences of H. P. Blavatsky...», с. 75.)

Как свидетельствуют письма Е. И. Рерих, помощь Учителей своим сотрудникам была разнообразной по своему характеру и заключалась не только в спасении их жизней. Так, о некоторых обстоятельствах, имевших место в жизни Рерихов, Е. И. писала друзьям: «Были там проявлены и чудеса Преподобного Вл[адыки] Сергия. Одно было в связи с чудесным спасением Н[иколая] К[онстантиновича] и моего сына от страшной опасности, другое — в связи с обвинением в масонстве. Человек, написавший статью о якобы масонстве Н[иколая] К[онстантиновича], готовился на следующий же день сдать ее в печать. И вот в ночь он имел видение Св[ятого] Сергия, которое так потрясло его, что он тут же разорвал свою статью и на следующее же утро поехал знакомиться с Н[иколаем] К[онстантиновичем], которого раньше в глаза не видел. Подробности этого видения изумительны, но они не для почты. При свидании расскажу». (Е. И. Рерих, 1934)

Несколькими десятилетиями позже свидетелем необычных способностей Учителей стал выдающийся ученый-востоковед с мировым именем — Ю. Н. Рерих, старший сын Е. И. и Н. К. Рерихов. Этот эпизод его жизни был записан одним из последователей Живой Этики, В. А. Вераксо, несколько раз встречавшимся с Ю. Н. Рерихом после его приезда в Москву. В. А. Вераксо в своих воспоминаниях так передавал рассказ ученого. Когда Рерихи были в долине Кулу, считающейся одним из самых священных мест Индии, к Николаю Константиновичу часто приходил таинственный посетитель — лама (так называют жители Тибета буддийских священнослужителей). Юрия Николаевича Рериха, тогда еще совсем молодого ученого, очень заинтересовало одно обстоятельство встреч отца с этим гостем: никто не видел, каким образом лама исчезал из дома Рерихов после окончания беседы. Один из учеников Ю. Н. Рериха в своих воспоминаниях описал этот эпизод, рассказанный ему самим ученым и связанный с этими загадочными визитами. Однажды во время прихода таинственного гостя, Юрий Николаевич вошел в комнату, где происходила беседа ламы с его отцом. Они сидели напротив друг друга и спокойно, доверительно разговаривали, не обращая внимания на вошедшего. «Я сел на край стула и словно одеревенел. Ничего не слышу и не вижу, а вернее, что-то слышу и вижу, но как бы всею поверхностью кожи. Не знаю, сколько просидел я так. Очнулся, когда Отец перенес меня в полуобморочном состоянии на постель. Наутро Отец с укоризною говорил: «Видишь, как ты травмировал свою психику? Впрочем, ты получил, что хотел». А хотел Юрий Николаевич понять, как Лама-наставник уходил при закрытых дверях: «Видел растворившуюся, словно туман, форму человеческую, прошедшую сквозь... стену». (Вераксо В. А. «Восемь встреч с Учителем». См.: «Мир Огненный», № 1, 1997.)

В. Вераксо пишет и о случае необычной помощи Ю. Н. Рериху со стороны Учителя. Это было во время работы экспедиции Рерихов в Монголии в 1926—1928 годах. «Двигаясь из Монголии на верблюдах по горным массивам монгольского Гоби, члены экспедиции посещали кочевья монголов в этих районах. Разбившись на отряды, они изучали памятники, остатки древних погребений, вели раскопки, делали зарисовки, этюды.

Ю[рий] Н[иколаевич] собирал лингвистический материал, изучая наречия оседлых и кочевых народностей. Местность была неспокойная. Экспедиции приходилось отбивать нападения кочевников.

Заняв деревянную палатку в покинутом стойбище, Юрий Николаевич день проводил в разъездах, возвращаясь к ночи в свое жилье. Да и здесь засиживался допоздна, приводя в порядок собранный материал при огне светильника. «Вокруг ни души на десятки километров, только один я в своем жилище. Я так был насыщен впечатлениями, что не думал об опасности,— говорил Юрий Николаевич, отвечая на мой вопрос, не страшно ли ему было в одиночестве.— В тот вечер я так углубился в обдумывание материала, что потерял счет времени. Палатка тесная, лишь стол около оконца, да кровать у стены, вот и вся площадь. За окном холмы да тьма кромешная. На миг я задумался, сидел уставший, отдавшись странному покою. «Отодвинься от окна»,— почудился мне голос. Я счел его за иллюзию и, очнувшись, продолжал писать. Голос повторился громче, сильнее, но, то ли в сосредоточенности, то ли из-за усталости, я пренебрег им. Словно удар молнии пронзил меня, и уже ясно зазвучал громовой голос: «Отойди от окна!» Одновременно меня отбросило в сторону. В этот миг раздался выстрел, пуля, пробив окно, застряла в стене напротив. Так я приобрел друга, спасшего меня». (В. Вераксо, там же.) Как вспоминал В. А. Вераксо, позднее в течение нескольких лет работы экспедиции в странах Востока к Ю. Н. Рериху приходил Наставник, подолгу беседовавший с ним,— так же, как в свое время это делал таинственный гость его отца, Николая Константиновича...

Помощь сотрудников Шамбалы получали и участники рериховского движения в самое драматичное для него время — годы сталинских репрессий. Как известно, в годы правления Сталина рериховское общество в Риге было разгромлено, а его члены были сосланы в лагеря. Не все из них, отсидев по 20 лет строгого режима, вернулись домой. Руководитель рижских рериховцев, Рихард Рудзитис, во время следствия по делу общества был подвергнут пыткам в казематах всесильной Лубянки. В своем дневнике он оставил записи о событии, которое запомнилось ему на всю жизнь. В самый ужасный момент пыток, когда боли стали невыносимыми, окружающий его мир вдруг словно растворился. Исчезли стены мрачного подземелья, исчезли лица палачей и нечеловеческая, разрывающая тело и сознание боль... Перед глазами Рудзитиса возникло Видение — Образ Держательницы Мира на горной вершине,— тот самый, что был изображен на одноименной картине Н. К. Рериха, посвященной Елене Ивановне Рерих... Это сотрудница Махатм — Елена Ивановна Рерих — пришла на помощь своему ученику в столь тяжелый момент его жизни.

Но вернемся к необычным событиям, сопровождавшим начало теософского движения.

Помимо материализации своих физических тел, адептам нередко приходилось прибегать и к появлению в любых точках планеты в своих астральных телах. Это делалось Учителями для оказания помощи конкретным людям или с целью влияния на определенные события в благоприятном направлении. Присутствие Махатм, в том числе и в их астральных телах, благодаря мощному духовному потенциалу их аур оказывало положительное воздействие на все, с чем доводилось им соприкоснуться.

Некоторые люди (в частности, сподвижники Е. П. Блаватской), обладающие повышенной сенситивностью, могли видеть появления Махатм в их астральных телах. Как свидетельствовали они в своих воспоминаниях, Учителя появлялись в астрале не только для спасения жизней своих учеников, но и для помощи в решении наиболее важных вопросов, связанных с теософским движением.

Так, собрание теософского общества в Лондоне 7 апреля 1884 года должно было иметь особо важные последствия, потому что в обществе назрел внутренний кризис. Причиной его стала необходимость выбора новых должностных лиц и разрешения спора между двумя фракциями общества. На этом собрании несколько теософов видели появление Махатмы М. в его астральном теле. Как вспоминала одна из участниц собрания, активная деятельница теософского движе­ния Мэри Гебхард, неожиданно справа от нее, немного впереди, в астральном свете возник силуэт очень высокого человека величест­венного вида, и благодаря одному из рисунков, виденных ею у Синнетта, она сразу же узнала Махатму М. (...) Видение длилось всего несколько мгновений. Кроме миссис Гебхард появление Учителя виде­ли еще полковник Олькотт, Мохини и, разумеется, Е. П. Блаватская. (Sinnett A. P. «The Early Days of Theosophy in Europe». L., 1922, с. 56.)

Способность адептов к перемещениям в астральном теле основана на их умении управлять тонкоматериальными компонентами организма. Астральное тело человека является основным носителем жизненного принципа в его организме. После смерти физического тела именно астральное тело становится носителем души-сознания человека. Облекаясь в астральную оболочку, душа умершего покидает физический план бытия и перемещается на астральный. Обычный человек не только не умеет использовать свою тонкоматериальную оболочку сознательно еще при земной жизни, но и, как правило, вообще не знает о ее существовании. Последователи эзотерических учений с помощью специальной тренировки приобретают способность сознательно управлять этой «оболочкой» души и с ее помощью совершать настоящие путешествия во времени и в пространстве. Тонкоматериальное тело человека способно к молниеносным перемещениям в пространстве на огромные расстояния. Перемещаясь в астральное тело, сознание йога может посещать не только различные уголки земного шара, но и иные планы бытия, в частности, астральный мир. О способностях тонких тел человека в «Гранях Агни Йоги» говорится: «Как опытный летчик, прекрасно освоивший свой хороший и добротный аппарат, распоряжается йог своим микрокосмом, тонкая оболочка которого верой и правдой служит ему. Наша цель — вооружить человека без единого физического аппарата, ибо все аппараты заключены в нем».

«Освобожденное (имеется в виду выделившееся из физического тела.— С.) тонкое тело йога посещает различные планы бытия. Пространственные полеты и погружения в недра планеты одинаково доступны».

Способности подвижников Востока управлять тонкоматериальными компонентами своего организма отмечал и Н. К. Рерих в своей книге «Алтай — Гималаи»: «Лама изумился желанию чужеземцев непременно подняться на вершину Эвереста. «Зачем принимать столько трудов в земном теле? Не проще ли побывать там в духе?» Ламы легко выделяют астральное тело, которому, конечно, любая высота не является препятствием». (Рерих Н. К. «Алтай — Гималаи». Рига, 1992, с. 43.)

Для перемещений в пространстве адепты используют не только астральное, но и более совершенное ментальное тело. Относительно выделения тонких тел у обычных людей и у адептов, умеющих созна­тельно использовать их для творческой работы, в записях Е. И. Рерих говорится: «Полеты легкого тела бывают двоякие — или оно истекает из ног и бесцельно блуждает, или оно, проходя верхними центрами, летает по духовным задачам. Мгновенно переносится через океаны, учит людей, напитывает ауры. (...) Мы радуемся, что не только астрал, но ментал действует. Конечно, и астрал выходит, но Мы не ценим действия астрала, для Нас сознание ментала важнее». (Рерих Е. И. «Огненный опыт». См.: Рерих Е. И. «У порога нового мира». М., 1994, с. 106.)

В своих тонких телах подвижники Востока могут совершать путешествия не только в пределах физического плана нашей планеты, но и в высшие планы бытия, и на другие планеты. О деятельности адептов в тонких телах в учении Агни Йоги сказано:

«Если, будучи в Азии, скажете об утомлении от участия в делах в Америке, никто не поймет и не поверит. Пора человечеству приучиться уважать духовное расширенное сознание. Помимо всякой магии мы участвуем на дальних расстояниях. Мы внушаем мысли, мы пишем письма, и, таким образом, люди сотрудничают между собой гораздо больше, чем предполагают. Тем сильнее нужно избегать всякого злобного начала. Нужно быть добрее, понимая добро вселенское. Нужно приучить сердце свое к действенности добра. Нужно, как опытным борцам, признать силу добра. Никакая злая сила не победит добро. Не будем считать ее, как нечто умное. Лукавство не есть ум, и, конечно, не живет в сердце. Утверждаем пути знания, но не обойдем молчанием добро, как начало творящее». («Сердце», 553.)

 

«Урусвати понимает красоту сотрудничества с Тонким Миром. Если кто представляет себе такое общение как с миром мертвым, он лишь доказывает свое неведение. Мы постоянно работаем с этим живым миром. Мы особенно усилены тем, что свойства Наших собратьев из Тонкого Мира дают особое расширение познания. Те, кто в плотном состоянии, могут познавать одну сторону явлений, но выпуклость Нашей науки получается приобщением знания Тонкого Мира. Не следует ограничиваться только физически зримым горизонтом. Настанет время, когда люди смогут обогатить свою жизнь средствами естественными, но для этого следует допустить жизнь повсюду.

Могут спросить — не причиняет ли затруднений сотрудничество с существами развоплощенными и с уплотненным астралом? Нисколько. Сотрудничество происходит в плане объединенного сознания. Такие работники приблизительно равняются в мышлении, и такая объединенность будет истинной общиной.

Правильно представить, что народная община является венцом достижения, но для этого требуется объединенное, утонченное сознание. Не малое условие предпосылается, чтобы достичь объединения сознания и сотрудничества. Лишь в высших слоях Тонкого Мира начинают понимать, в чем сила преуспеяния, но приходя снова на Землю, люди утрачивают ценность взаимности. Также они забывают о Нашем существовании, а ведь носили они это знание в Тонком Мире. Они встречали Наших Собратьев и понимали значение Докиуда•. Но, все же, сроки приближаются — или люди поймут им сужденное, или предпочтут катастрофу». («Надземное», 131.)

«(...) Мы хотим напомнить, как Наши Собратья посещают разные слои Тонкого Мира. И Нам бывает не легко в низших слоях.1

Брат К. заболел, выполняя земное поручение, но низшие слои не менее тяжки. Урусвати знает эту тягость и удушье. Лучше знать все трудности подвига, нежели воображать лишь облачное песнопение. (...)» («Надземное», 132.)

 

О возможности человека овладеть своими тонкоматериальными телами и о специальной психотехнической тренировке, осуществляемой для этого учениками Махатм, в книгах из серии «Грани Агни Йоги» говорится:

«(...) Также можно и расширять применение психотехники: например, преодоление чувства пространства и расстояний и утверждение мира духа. Где мысль, там и дух; где дух, там и «Я». Это ощущение дается только длительной тренировкой, но зато и перенесение сознания в любое место становится доступным. Легко осознавать себя лежащим на постели, но, лежа на постели, трудно представить себя стоящим у противоположной стены и смотрящим на самого себя, лежащего на постели. Лежит тело, но не дух. Дух может быть вне тела, если найти силу в себе оторваться от представления себя в том месте, где находится тело. Мысленные полеты по пространству планеты этим полезны. Понятия «вверху» и «внизу», «впереди» и «позади», «здесь» и «там» тесно связаны с телом. Надо учиться отрываться от этих чисто физических ощущений. Если окно за спиною, то надо научиться видеть или представлять его не позади, а прямо перед собою, как бы перемещая в мысли положение сознания по отношению к окну, то есть преодолеть обычные пространственные соотношения окружающих вещей и предметов. Очень трудно, находясь в комнате, представить себя вне ее, на улице, стоящим за окном и смотрящим на эту комнату со стороны. Трудно представить себя за тысячи километров, смотрящим на себя и дом свой издалека. Трудно научиться переносить сознание свое в мыслях, ярко ощущая себя не здесь, где тело, а там, далеко, где его нет. Прежде чем научиться летать в тонком теле, следует научиться летать мыслью, отрываясь от насиженного гнезда и отделяясь в сознании от обычных и привычных условий. Человек так крепко связан через свои внешние чувства с окружающим, что преодолеть эти ощущения возможно только путем долгой тренировки. Расчленение сперва сознания, а потом проводников требует длительной подготовки. Делимость духа осознается далеко не всегда, когда она происходит, и лишь свидетельства далеких лиц, видевших и ощутивших незримое телесно присутствие, укажут на то, что имела место именно делимость духа. Каждодневное устремление к далекому Учителю Света дает опыт сознанию и позволяет его более легко сосредоточивать на желаемом лице, независимо от расстояний. В той или иной мере, но воздействие устремленного и отделившегося таким образом сознания, мысли или духа всегда происходит, принося известные следствия. И здесь, как нигде, нужны умение и навык мгновенно отрешаться от себя, перенося все сознание к желаемому месту или к определенному человеку. Касание других людей на расстоянии возможно. Оно происходит очень часто у всех людей, только никто не желает думать об этом и отдать себе отчет в том, что происходит. Мысль, устремленная к другому человеку, обязательно коснется его. Не нужно при этом никакой магии и никаких знаний, но когда это делается сознательно и с применением известных законов, то дейст­вие касания усиливается по степени осознания явления и силе сосре­доточения посылаемой мысли. Ответственность за такие мысленные посылки велика, ибо они всегда очень действенны. Потому должна быть благая посылка. Освобождение сознания от привязанности к определенному месту и положению, занимаемому телом, достигается путем упорной тренировки. Когда едете, скажем, в поезде или трамвае или авто, то всегда представляете себя в определенном месте, через которое проезжаете. Но можно, закрыв глаза, с равным успехом представить себя едущим в направлении, совершенно противоположном, или в начале пути, или в конце его, или в другом городе, или за тысячи километров. Все эти представления очень относительны и преодолеваются волей и воображением. Слишком уж приковано сознание, а вместе с ним и мысль, к телу и положению, которое оно занимает. Но свободен дух. Нет для него ни верха, ни низа, ни здесь, ни там — все здесь и ныне, где дух и где его мысль. Тем же путем производится отрыв и от настоящего момента времени и перенесение сознания в прошлое или будущее. Люди и так часто погружаются в прошлое, но без сознательного отрыва от настоящего момента. Психотехника требует тренировки и опыта, что достигается лишь во времени. Трудно оторваться от ощущений тела, но и это возможно. Надо понять ощущения духа, для которого нет верха и низа, впереди или позади, здесь или там. Если, лежа в постели или сидя на стуле, научитесь ощущать себя за окном, то будете в состоянии ощущать себя где угодно в любом уголке земного шара и даже за пределами его. «Я — дух свободный от тела и всех его ощущений пространства и места»,— говорит себе ученик, утверждающий меры духа. Для начала ощущение тела можно переносить с собой через пространство, ибо ощущения тонкого тела очень близки физическим. Человек ощущает себя все же в теле, но только тело это уже иное, не связанное тягостью плоти». (Грани Агни Йоги, том 1, 408.)

 

<Оглавление>   <далее>

 
  на главную Agni-Yoga Top Sites Твоя Йога
  Webmaster - Владислав Шпурик